Собрались звезды парами и светят,
Они навеки счастье обрели,
И счастливы они лишь только тем, что просто вместе,
Сумев в кромешной тьме судьбу свою найти. (с)

Своим внезапным, стремительным появлением на пороге бальной залы Натаниел Саттон,  в считанные минуты перевернувший привычный уклад вещей, окрасил обыденный тусклый мир, в котором пыталась жить Александра, новыми красками, вторгаясь в самые глубины ее мыслей. Девушка не слыла кокеткой, не меняла мужчин, как перчатки, отдавая предпочтение то одному, то другому моройскому юноше, возможно, она и вовсе не верила в судьбоносные встречи… В чувства, вспыхивающие с первых секунд при одном только взгляде в глаза, что навеки остаются в памяти, глаза, которые будут видеться в каждом следующем мужчине, если этот – единственный, кто сумел проникнуть в самую сердцевину бессмертной души, уйдет навсегда.
Но вот он здесь, стоит перед ней – так близко, так немилосердно далеко. И сердце отзывается на каждую мысль, на каждое желание почувствовать вкус его губ, шелк волос, прохладу ответного прикосновения.
Нещадное изнеможение – желать этого, находить это таким привлекательным, чувствовать, как лишаешься покоя, и дыхание застревает в груди. Все прочь! Отброшены все пересуды и приличия, повинуясь инстинктам, древним, как звезды, взирающие с высоты небес, Александра решает бросить вызов судьбе вопреки здравому смыслу. Не потому ли, что так часто оборачивалась назад, когда нужно было вглядываться вдаль? Не потому ли, что безумно жаждала непредсказуемого риска? Или потому что, скованная золотыми путам, не могла распоряжаться собственной жизнью, следуя, как ягнёнок на заклание?
Ее грудь тяжело вздымается и только сейчас, когда его дыхание касается ее кожи, она чувствует, как замирает в груди сердце, словно маленькая пташка, взлетевшая в жерло вулкана, ищущая спасения и свободы, от предвкушения и желания. Александра поднимает подбородок, сознавая свое безрассудство, чувствуя кожей подкрадывающееся желание, уверенная в необратимости своих действий.  Остатки всех «но» испаряются, словно тонкий слой снега под жарким солнцем, отметая абсолютно все посторонние мысли, когда слух трогает ее имя, песней звучащее из его уст, а  затем мир буквально взрывается  и миллион крохотных частиц счастья вторгаются в ее тело, заставляя прижаться к мужчине ближе.
Никогда еще никто не целовал ее так. С такой беззаветной нежность и губительной страстью, смешанных воедино, дарящих неземное наслаждение – так, как будто она значила для мужчины слишком много, так, как будто она была потеряна для него навсегда. Первый поцелуй, завладевающий сердцем и душой, навеки оставленный в укромном уголке памяти, как впервые познанное наслаждение и счастье в объятиях, совсем незнакомого мужчины и в то же время мужчины, что, казалось, был рядом с ней всю жизнь.
- Натаниел, - шепчут ее губы, в маленькой передышки, чтобы вновь почувствовать сладость поцелуя.
Жгучее желание хлынуло в жилы. Александра теснее прижималась к Натаниелю, а прохлада его рук дарила ответный пожар в ее душе, заставляя страждущие пальцы двинуться по его груди выше, опутывая шею, стремясь завладеть волосами и испытать томительное беспокойное влечение. В глубине сознания пульсировало что-то отдаленно напоминающее совесть и мораль, что все, что происходит сейчас, здесь под прикрытием темной ночной завесой, идет в разрез со всем тем, что должно было быть привито Александре с детских лет. Ни одна приличная моройка не могла позволить себе таких неподобающих вещей, пусть даже мужчина, держащий ее в своих объятиях и даривший ей минуты наслаждения, был столь порочно великолепен, как Натаниел Саттон. Но кожа жаждала прикосновений его рук, ее губы безмолвно взывали к дьявольскому искушению его рта и, ведомая, вовсе не моралью, а скорее инстинктами, Александра позволила себе очертя голову ринуться в этот омут страсти с головой. Безрассудно? ДА! Но так невыразимо прекрасно.
Где-то вдалеке проворчал гром, вырывая их из объятий друг друга, возвращая Александру с небес на землю. Ей было невыносимо тяжело сейчас думать о чем-то другом, кроме как о вопросе, терзающих разум, но, тем не менее, разрывая контакт с его прекрасными глазами, девушка отходит в сторону, вдруг ощущая, что красота вечера стремительно исчезает, стоило только выскользнуть из-под внимания мужчины, что завладел ее мыслями, а возможно, и сердцем.
Она вглядывается, сначала в небо, ощущая, как он подходит ближе, вставая за ее спиной, а затем переводит взгляд на свет, льющийся из окон, где в данную минуту ее мать уже, наверняка, разыскивает ее, наслышанная о выходке дочери и отказе танцевать со своим женихом. Девушка тяжело вздыхает, ведь так не хочется возвращаться мыслями к ненавистным перипетиями закулисных интриг Королевского Двора после того, как познала подлинное наслаждение в объятиях того, кто никогда не сможет быть с ней. Отчего-то, в том, как он целовал ее, как обнимал, как смотрела – Александра почувствовала ту невыразимую словами тоску и одиночество, которые исходили от него. Натаниел был загадкой, мечтой, тайной, которой хотелось обладать, которую хотелось желать.
Как глупо думать об этом, когда все так быстротечно! В итоге он уедет, чтобы продолжить свой путь дальше, оставив ей – свой.
- Если бы я могла поступать, как вздумается, - вдруг произнесла она, и ее голос прозвучал хрипло, то ли от непролитых слез, грозящихся вылиться подобно грозовым тучам, то ли от страсти, которая все еще не утихала в ее крови. – Я уехала бы с Габриэллой, в Америку, к новым землям, к новым свершениям. На самом деле, я очень завидую вашей сестре. В ней столько жизни, столько огня, не стесненного правилами и обществом, она вольна делать, что захочет и все, поверьте, сходит ей с рук. Но, вы правы, - она вспомнила слова Натаниеля о том, что ей не нужно прогибаться под других, - я не выйду замуж за Константина…
Обернувшись,  Александра снова всмотрелась в его глаза, ища в них ответы на свои вопросы, но находя лишь отражение своих чувств и холод звезд.
- Я очень хотела бы увидеть вас вновь, мистер Саттон, - она чуть зарделась, вспоминая, что совсем недавно они оба называли друг друга по имени, а теперь вновь вернулись к деловому обращению, - пообещайте мне, что задержитесь в наших краях?
Александра возможно даже не заметила, как затаила дыхание, ожидая услышать ответ. Попроси он сейчас ее о чем угодно – даже взглядом, она не смогла бы ему отказать. Но он был джентльменом и не просил ее о большем, чем она могла бы ему дать.

Иногда нужны годы для того, чтобы в груди проросли семена любви, но порой достаточно мгновения, единого взгляда, чуткого прикосновения. Эту простую истину многие века пыталась донести до Натаниеля его любимая сестра, но мужчина считал все это лишь романтической чушью жаждущей любви девушки. Но каково это - загораться под взглядом прекрасной девушки, сходить с ума от ее прикосновений и... Впервые, за долгую жизнь, совершенно не думать о крови. Такая мгновенная влюбленность способна возвысить тебя до небес или низвергнуть в пучину ада лишь по мановению объекта твой страсти.  Столь быстро воспламенившись чувством, есть риск сгореть дотла, но также есть и шанс приручить жаркое пламя, привыкнуть к его жару. Очень часто огонь соблазнителен, особенно когда ты всю жизнь живешь во тьме.
Нет, Натаниел вовсе не утверждал, что влюбился в Александру Петрову за столь краткий срок, он все еще слабо верил в возможность возникновения столь возвышенного чувства в первые мгновения знакомства. Но те эмоции, что пробуждала в его стригойской душе юная моройка, были явными предвестниками любви и обожания с его стороны. Он не мог скрывать восхищение, смотря на нее, не мог погасить жар на своей холодной коже каждый раз, когда они соприкасались. Не мог вообще думать о чем-либо, помимо прекрасной Александры. Его душа, если верить в то, что у стригоя она есть, была переполнена вполне человеческими чувствами и эмоциями, теми самыми, что он так бережно охранял век за веком, боясь потерять в пучине крови и равнодушия. Очень часто Натаниел думал, что сохранившихся чувств и эмоций ему хватит лишь на преданность и любовь к семье, но сейчас, чувствуя подъем всего человеческого, что было в нем, из недр его души, он понимал, что удалось сохранить в себе гораздо больше, чем можно было рассчитывать. Все эти годы довольствуясь крохами чувств, отдаваемых сестре и получаемых от нее же, Натаниел словно накапливал их в себе и прятал в тайные закрома разума, где они ждали лишь повода выплеснуться на поверхность безумным потоком. И эта девушка, прекрасный светловолосый ангел, достоиный восхищения и поклонения, стала тем самым поводом и теперь Натаниелю оставалось лишь стойчески держать себя в руках, дабы не сломиться под натиском чувств и не пасть ниц перед моройкой, или, что было бы и вовсе непростительно, накрыть ее алые уста своими прохладными губами прямо перед всей этой напыщенной публикой.
- Фортуна благоволит к нам обоим, - проносится тихий шепот, вырывая его из плена мыслей и заставляя взглянуть в прекрасные глаза Александры.
Был ли этот шепот реальность или лишь плодом его воображения? Натаниел не мог с точностью ответить на этот вопрос, но его тело ответило за него: дыхание предательски участилось, глаза загорелись иррациональным счастьем, а рука с еще большей нежность скользнула по спине Александры, ощущая сквозь тонкую ткань ее платья жар кожи.
Меньше всего ему хочется прерывать наплыв эйфории и прекраснейших чувств на вопрос, способный развеить все это волшебство на порывистом ветру, но его рациональный мозг требует ответа. Ведь если он на полпути к тому, чтобы вверить свое сердце и свою стригойскую душу этой девушке, он, по крайней мере, обязан узнать, свободна ли она. Словно подтверждая эту мысль, вопрос слетает с его уст прежде, чем он может остановить его и как следует обдумать.
Он жалеет о нем почти в тоже мгновение, ведь смотреть на то, как глаза Александры наполняются болью и печалью, не то что невыносимо, но и похоже на изощренную пытку, придуманную в самом пекле адской бездны.
- Пока я принадлежу сама себе, - голос девушки звучит хрипло, то ли от сдерживаемой боли, то ли от каких-то других чувств.  - Мой отец, Константин, семья Ивашковых, да все они, - она дергает рукой, показывая на стайку людей, столпившихся где-то поодаль, - Все ждут нашей помолвки, ждут моего согласия или не согласия, и все будет решено. Но… - губы девушки трогает легкая улыбка.  - всегда остается это но.
О, это чувство, осознание того, что девушка свободна и готова сопротивляться воле отца столько, сколько сможет. Ее слова, ясно говорящие о ее нежелании выходить замуж за того напыщенного, самовлюбленного мороя... Они были музыкой для слуха Натаниела.
- Прошу вас, никогда не давайте согласия лишь из чувства долга перед другими людьми и даже перед вашими родителями. Не рушьте своего счастья. Тот юноша не стоит даже вашего мизинца, - порывисто выговорил Натаниел, понимая, что ведет себя непозволительно, позволяя себя осудить решение отца Александры.
Но я вас недостоин еще более того мороя, - подумал Натаниел и в его древних глазах мелькнула грусть. - Он по крайней мере не убийца. Ни одно из первых чудовищ.
Музыка внезапно заканчивается и Натаниел, с тяжелым сердцем, готовится передать ее в руки будущего жениха, уже рыскающего по залу в поисках мисс Петровой. Но что он может сделать? Он уже украл у него вальс с Александрой, еще один танец с ней будет непозволительной роскошью, способной навлечь осуждение окружающих на юную моройку.  Натаниел поднимает руки, готовясь, как и все присутствующие, поблагодарить маэстро за прекрасную музыку и танец, подаривший Натаниелю и Александре минуты незабываемого удовольствия от общества друг друга. Но Александра лишь порывисто хватает его за руку и тянет к ближайшей двери, ведущей к выходу из зала. Пораженный внезапной переменной моройки, Натаниел с тщательно скрываемым восторгом следует за ней, как оказалось, в прекрасную оранжерею.
По воздуху разносится прекраснейший звук, чуть было не заставивший Нейта замереть на месте. Это радостный смех Александры ручейком льется из ее губ, словно песня из соловьиного горлышка. Словно околдованный этим звуком, Натаниел следует за белокурой красавицей в беседку, с улыбкой, не покидающей его губы. Весь этот вечер словно походит на сказку, на видение, что так страшно потерять.
Что же ты делаешь со мной, Саша, - думает Натаниел, подходя непозволительно близко. - Что же ты делаешь...
В глазах девушки он видит отражение собственных эмоций, они словно светятся изнутри и горят безрассудством, свободой, которую она сама себе позволила. Это пленит его, заставляет отвоевать у пространства еще несколько сантиметров, отделяющих их друг от друга. Изящная ручка Александры взмывает вверх, словно экзотическая, красивая птичка, и скользит по щеке замершего от удивления и восторга, Натаниеля. Ее прикосновение подобно нежному летнему ветерку, ласкающему кожу. Оно дарит Натаниелю безграничный океан ощущений, который заставляет его грудь словно разрываться изнутри.
- Вы плохо на меня влияете, мистер Саттон, - шепчет девушка и ее дыхание касается его губ.
- Как и вы на меня, мисс Петрова, - с придыханием отвечает Натаниел.
Она так близко, и в тоже время так далеко. Каждый миллиметр, отделяющий их друг от друга, кажется для стригоя непозволительно широкой бездной и все его существо стремится преодолеть ее. Не в силах мыслить здраво от опьяняющего аромата Александры и от жара, исходящего от ее юного тела, Натаниел склоняет свою голову, неустанно разрывая расстояние, разделяющее их губы. Лишь когда меж их устами остается считанные крохи пространства, а дыхание их смешивается, Натаниел находит в себе силы прошептать пару слов.
- Простите меня, Александра...
И его губы, холодные как лед, накрывают пламя ее горящих уст...