Он проснулся уже довольно давно. Часа два или даже, возможно, три назад. Но за всё это время не попытался пошевелить и пальцем, хотя больше всего на свете боялся того, что не сможет этого сделать, потому что пальцев или даже всей руки у него уже нет. В голове крутилась навязчивая мысль, что, если сейчас только дёрнуться или открыть глаза, его заметят и снова куда-то уволокут и будут топить в воде, резать, колоть иглами. Слепая неподвижность казалась не самым плохим вариантом.
Однако в какой-то момент двинуться всё же пришлось — слишком туго затянутая повязка на сгибе локтя, где, видимо, недавно крепилась капельница, начала невыносимо чесаться. Аллен терпел это чувство, вжимаясь головой в подушку и стараясь утихомирить ставшее шумным дыхание, пока ощущение не стало таким, будто под кожей уже ползают трупные черви, поедая плоть. Рывком съёжившись на постели, он впился в бинт зубами и бездумно тянул его, пока тот не сдался. После этого снова наступила гробовая тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием, но просто продолжать притворяться мёртвым стало уже невозможно.
Над головой нечто то и дело начало тихо, но неприятно трещать, словно крылья крупного насекомого, а, когда мужчина собрал в себе смелость повернуться на не отлёжанный бок, щека вдруг соприкоснулась с чем-то холодным и сырым. Подскочив в кровати и едва удержав вскрик, он невольно распахнул глаз... "Что?..."
Схватившись руками за лицо, Эрншоу почувствовал, как пальцы, лежащие там, где полагается быть левому глазу, падают куда-то вглубь него, мажутся в тёплой крови и путаются в прикрывающих рану бинтах. Скривившись от боли, он отнял руку и, обернувшись в несколько рывков, словно позвоночник проржавел,  уткнулся взглядом в измазанную кровью подушку. Тело охватила крупная дрожь, а в голове потихоньку начали всплывать обрывки воспоминаний о последних событиях, среди которых почему-то выделялось одно чуть более раннее — усмешка замотанного в грязное тряпьё бродяги, серьёзный взгляд и почти родительское наставление: "Обязательно ищи укрытие на ночь. Заснёшь на улице — такого "красавца" мигом подберут, очнёшься в ванне со льдом и без запчастей."
Из панического ступора его вывел возобновившийся треск с потолка. Запрокинув голову и будучи готовым ко всему, мужчина обнаружил на его белой плоскости продолговатую белую лампу, мигающую противным белым же светом — он видел такие за стеклянными витринами в магазинах, однако не знал, как они называются. Чуть-чуть успокоившись и убедившись, что никаких насекомых, чудившихся ему уже повсюду, и вправду нет, он начал лихорадочно вертеть головой, так как обзор сократился вдвое, в тупой ошарашенной попытке понять, где находится.
Белый потолок, белые стены, минимальный набор мебели, зачем-то тоже белой, белая постель, на которой алели несколько свежих кровавых пятен там, где лежали голова и грудь — всё словно в издевательство ему. Отсутствие окон и почему-то приоткрытая дверь, будто приклеенная в таком положении — совершенно не колышущаяся, потому что даже легчайшего ветерка здесь не проносилось. Всё это походило на больницу, с той только разницей, что оборудование на столе молчало, а из-за двери не было слышно ни звука шагов, ни скрипа колёсиков, ни разговоров. Словно в морге с отдельными палатами. От этой мысли Аллена вновь охватил душащий ужас, а медицинский туман в голове начал осмысленно двигаться в одну сторону: "Нужно делать ноги." Только куда?
Убедившись также, что собственно ноги его на месте, Эрншоу опустил их на всё такой же белый клеёнчатый пол, немного посидел на краю кровати, привыкая ступнями к мертвенному холоду, и, чуть качаясь, в конце концов обрёл стоячее положение. Из одежды на нём была всё такая же казённо-белая пижама без опознавательных знаков, поверх которой красноглазый намотал простыню, чтобы не чувствовать себя голым и частично прикрыть голову. Кожа противно пахла спиртом. От мысли о том, как всё это мерзко, и как отвратительно он сейчас выглядит, лицо свело подобием нервической улыбки. Тело вновь пробило крупной дрожью, а руки сами собой задвигались друг по другу, будто в попытке ладонями стереть какую-то грязь.
Но вдруг его кисти замерли, а выражение лица сменилось на рассеянное: вспомнил о чём-то важном. Взгляд одиноко алеющего глаза вновь зашарил по комнате, но, как ни напрягался, так и не нашёл того, что искал.
"Куда они её дели? Неужели выкинули вместе с одеждой?" — Беловолосый оставил своё занятие и хотел было добраться до стола, где громоздились какие-то приборы, но, сделав шаг, всё же сдержался. Жить, несмотря ни на что, пока что хотелось, а для этого нужно было выбираться хоть куда-нибудь.
Ступая тихо, как вор, которым он, по чести, и был, будучи свободным, Аллен подошёл к двери и вжался в стену рядом, стараясь разглядеть что-нибудь в полумраке коридора. "Сейчас ночь? Может, все спят? Какой... Какой вообще сейчас день?" — В голове творилось чёрт-те что, наводившее бы на мысли о не прошедшем наркозе, если бы не боль. Он подождал ещё пару минут, однако в спину теперь дышал страх того, что тишина вскоре может закончиться, исчезнув вместе с шансом выбраться обратно на улицу, потому, пересилив себя, Эрншоу толкнул дверь вперёд. Та также отворилась беззвучно, заставив на миг усомниться в своей способности слышать.
Изнутри коридор был тёмным, прохладным, но мертвенно-статичным. Отчасти это успокаивало, отчасти — заставляло кровь стынуть в жилах, но всё же полуощупью, повинуясь инстинкту двигаться левой стороной, которую люди выбирают реже, он начал идти вперёд.
"Похоже на какой-то глупый фильм." — Не очень удачная попытка приободриться, от которой только вновь заныло лицо, напоминая о крайней реальности происходящего.
Оглянувшись через десятка два шагов, он увидел только ряды одинаковых дверей, но найти свою уже не смог, словно она растворилась в стене. Впереди, насколько хватало весьма отвратной видимости, картина была идентичной. Хуже всего будет заблудиться здесь и умереть в каком-нибудь углу, так никого и не встретив. А, впрочем, хочет ли он кого-то здесь встречать?
Добредя до очередной двери, Аллен в нерешительности остановился. Тощие белые пальцы скользнули по ручке, однако потянуть он не рискнул. И всё же, нужно было проверить... Мужчина тихо опустился на колени и прижался к замочной скважине, заглядывая в неё правым глазом. Сила привычки дёрнула было прикрыть левый, чтобы картинка не двоилась, однако быстро сменилась ещё не до конца осознанной горько-забавной мыслью о том, что делать этого теперь не придётся в принципе. Правда, посмеяться почему-то не вышло.

Сладкий и чудесный сон для Авроры - это его отсутствие. Приятная, обволакивающая темнота, идеальный вакуум и ничего кроме сна. Ведь если девушка что-то видит во сне, то это кошмары. Жуткие, пугающие и, что самое паршивое, неделями не выходящие из памяти. В свете последних событий, Рэй бы даже не удивилась, увидев кошмарный сон, но ей повезло - короткое отлучение от реальности было мягким и уютным. Таким, что не хотелось просыпаться и возвращаться к проблемам насущным, коих было немало для девушки её возраста.
Однако, подъём! Неприятный звук. Кто-то, мать его королева Англии, трогает её машину! Аврора, до сего момента сильно похожая на ту самую спящую красавицу, вдруг открыла глаза и приготовилась быть Чудовищем, но чего-чего, а вот кошку на своём капоте она никак не ожидала увидеть.  Кого угодно: Бэтмена, мужика в трусах поверх штанов, психующего полицейского, но кошка с красными глазами и пламенем из ушей - это воистину сильно. Не веря собственным глазам, Рэй хлопнула себя по щеке. Нет, не сон.
- Два дня без сна, это вы? - нервно усмехнулась девушка но, заметив знакомое пламя, только другого цвета, опешила ещё больше. - Какого...
Без сомнения, увидеть здесь такую очаровательную представительницу кошачьих, было приятно, да только вот кошка явно необычная и наверняка принадлежит кому-то...
- Чёрт возьми! - Аврора вскрикнула, увидев настолько знакомый герб на амуниции кошака, что наконец проснулась окончательно. Это бодрит даже лучше чем кофе, пролитый на себя! Поняв, что за ней уже не просто выехали, а скоро будут, информатор быстро выпрямила сидение и включила зажигание, готовая дать заднюю, а после - рвать отсюда резину.
"Раз Вонгола находится в Италии, значит... А это значит что необходимо переходить в режим "Сами-Мы-Не-Местные".
Может быть, мафиози знает английский, но не в совершенстве. Можно будет ему объяснить, что леди просто не понимает. Именно поэтому машина девушки пока остаётся на месте и она даже открывает окно, чтобы рассмотреть кошку поближе.
Стекло автомобиля со стороны водителя со скрипом опустилось вниз, но Рэй не стала сразу высовывать руку. Ведь кошки существа весьма непредсказуемые. Сами себе на уме. Недаром саму Аврору котёнком называли. Она тоже живёт по принципу "мы сами с усами" и никому не позволяет себя трогать. Только самым близким. Так как девушка не знала, когда именно сюда подрулит хозяин кошки, поэтому заговорила с ней на чистом английском.
- Привет, милашка? - Аврора невольно улыбнулась кошке. Несмотря на то, что дело пахло жареным, любовь к животным не знает границ. Да и нет причин для беспокойства. Есть причина для любопытства.
- Ты знаешь что это? - Рэй зажгла на кончике мизинца синий огонёк и, увидев интерес животного, высунула руку. Она никогда не боялась что её поцарапают. Животные чувствуют, когда их любят и прекрасно ощущают страх человека перед ними. Аврору не раз кусали и царапали, даже пара шрамов осталось, но это не значит что животных не надо любить и оберегать. Тем более, эта кошечка, несмотря на свою странность, была очаровательна.
- Какая ты грациозная, - Харт умилённо наблюдает за тем, как это милое пушистое создание обнюхивает её пальцы. Кажется, эта зверушка что-то знает об этом пламени. Увы, Рэй не умеет говорить с животными, но в кошачьих глазах было много осмысленности? Больше, чем у остальных кошек. Казалось, что её пальцы обнюхивают не с целью знакомства, а именно из-за этого огонька.
Кошка, (а Аврора твёрдо уверена в том, что перед ней именно девочка) не выглядела злой или слишком ласковой. Она ждала. Вероятно, своего хозяина. Можно даже сказать, что пушистая сохраняла нейтралитет, как солдат, ожидающий командование.
"Что за семья эта Вонгола? Может быть, стоит по-хорошему отдать документы и дело с концом? Я всё равно не поняла большую часть из написанного в них. Однако, я ведь имею дело с мафией. Меня не отпустят просто так. Плавали - знаем. Я просто так не сдамся. Живой точно не дамся. Лучше умереть, чем снова связаться с ублюдками вроде тех..."
Аврора погасила огонёк и интерес кошки тут же улетучился. "Ей действительно что-то известно?" Информатор вздохнула и попробовала взять кошку, чтобы снять её с машины, но та лишь мявкнула и отбежала от руки. Девушка вздохнула и стекло автомобиля со скрипом поднялось вверх до половины.
- Точно не хочешь в машину? - Аврора вздохнула. Кошка вполне может переохладиться, несмотря на пламя из ушек. Всё-таки, это в первую очередь кошка! На улице безумно холодно и даже сама Рэй продрогла до костей, пока бежала до машины, а уж что говорить о кошке.
В девушке сейчас сражается разум, который так и орёт: "Убирайся отсюда, дура! Дай заднюю и по газам! Ты сдохнешь из-за кошки!", но большая часть сейчас беспокоится о вымокшей пушистой. Однако, муки совести остались позади. К машине уже спешил человек. Вероятно, хозяин кошки, потому что она гордо, но посмотрела в сторону силуэта. Нет,  всё равно так не пойдет. Пистолет всегда при девушке, под камзолом, а вот кошка... Как удачно совпало: Аврора хочет помочь и Аврора может помочь, при этом оставаясь разумным человеком и проницательным информатором. Девушка стащила с себя плед и приготовилась укутать в него кошку, при этом отчитывать, предположительно, итальянца за плохое обращение с питомцем.
- Простите, сэр! - на чистом английском крикнула Харт. - Это Ваша кошка? Вы говорите по-английски?
Бледное от природы и уставшее от недосыпа, лицо девушки выглядело и без того жалостливо, а тут ещё кошечку жалко и за свою шкурку ой, как страшно. Без слёз не взглянешь! И вот с таким, по-детски невинным, милым личиком информатор и встретила свою судьбу или свою смерть? Уже не важно.
Да начнётся спектакль, маму его в театр водила...

Кея шел почти на автопилоте, мыслями находясь глубоко в пучинах подсознания и долговременной памяти. Мысли хаотично метались, пытаясь отыскать в закоулках те слова, которыми можно бы было охарактеризовать Гокудеру. Слов не было. Порой попадалась нецензурная брань, но на вкус Хибари она недостаточно емко и экспрессивно могла выразить все то, что выразить было совершенно необходимо. Причем при первой же встрече. Сразу после того, как его патлы окажутся намотаны на руку, а физиономия как следует впечатана в асфальт. Хотя, одно другому, вроде бы, не мешает? Задумчиво почесав подбородок, Кея решил, что все-таки мешает. Во время удара он вряд ли будет слушать. Так что придется потерпеть и сначала врезать, а уж потом высказаться.
Места здесь были живописные, запущенно-урбанистические. Иначе говоря: грязная, обшарпанная окраина. Ветер задувал под полы пальто, носил по улицам какой-то шуршащий мусор и создавал все условия для позитивных размышлений.
Вопрос о том, как можно было лишиться артефакта, был настолько загадочен, что Хибари старался его даже не рассматривать. Иначе, неровен час, можно было или свихнуться, что менее вероятно, или кого-нибудь прибить, что уже походило на сладкую правду. Вполне конкретного кое-кого. А если бы его спросили о причине кровопролития, он бы честно ответил: за кретинизм и от природы патологическое расположение рук. Потому как ягодичные мышцы для их произрастания не предназначены. Но многим людям это совершенно не мешает, вот что обидно. Подробностей пропажи Кея, правда, пока не знал, но и самого факта было достаточно. Впрочем, он верил, что Гокудера прольет ему свет на нюансы сразу после встречи с асфальтом. В крайнем случае, прошамкает что-нибудь средне-вразумительное, если лишится зубов, Хибари и этого хватит.
Кроме того, стоило подумать о том, что путь они держали – трижды ха – к гадалке. Гадалке, помилуйте боги. В гадателей, предсказателей и прочую потустороннюю нечисть Кея верил слабо. Так слабо, что только способности к аналитическому мышлению мешали отбросить гипотетические предположения об их существовании как совершенно и несомненно смехотворные. И то, что у Бьянки что-то там предсказанное якобы сбылось, сомнений не развеивало ни на йоту. Во-первых, он не раз слышал завуалированно-таинственный бубнеж подобных шарлатанов, у котором тумана было куда больше, чем хоть какого-то смысла. Так что если считать сбывшейся фразу а-ля «в темный час распустится цветок твоего сердца и взрастут на нем шипы», то тут и говорить было не о чем. А во-вторых, Бьянки… в общем, не очень он был пропитан доверием к тому, что она считала сбывшимся. Хотя, опять же, подробностей пока не знал. Зато не один год знал всех этих разношерстных идиотов, почему-то образовавших плотное ближайшее окружение десятого босса Вонголы. Правда, если посмотреть на босса… Ничем удивительным окружение уже не казалось.
Наконец-то свернув на нужную улицу, Хибари смерил взглядом пыхтящего сигаретой Гокудеру и скептически скривился. Смолил он с таким видом, как будто это могло выразить весь его траур по этому бренному миру. Ну хоть в запой не ушел, и на том спасибо. Издав тяжкий вздох, исполненный скорби подвергнутого геноциду народа, Гокудера меланхолично бросил окурок в сторону, явно метясь инстинктивно. Кея окурок поймал, не позволив ему долететь до своего лица, едва подавил желание воткнуть его кое-кому в глаз, затушил об асфальт и сделал шаг вперед. «Лицом в асфальт, лицом в асфальт», - нашептывал внутренний голос, но Хибари только пихнул патлатое травоядное в плечо. Легонько так пихнул, тот даже об стену не сильно приложился.
- Рассказывай давай, - Кея скрестил руки на груди, окидывая Хаято долгим, изучающим взглядом. От необходимости теперь таскаться везде с этим полудурком, присматривая, как бы кто ненароком не пришиб, он ощущал невиданный восторг и всплеск энтузиазма. Однозначно. Что может быть лучше, в самом деле?
– Как ты умудрился профукать Пряжку, что там за невиданно чудодейственная гадалка и как нам все это поможет. Только, по возможности, без соплей. А то по глазам вижу, как ты хочешь всплакнуть на чужом плече об утерянном котенке.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Савада стоял в центре комнаты, подняв глаза на часы. Тихие в остальное время, сейчас же каждый шаг секундной стрелки был громоподобен, словно выстрел в ночи. Выстрелы, целью которых была старая жизнь Тсунаёши. При должной фантазии можно было даже представить, закрыв глаза, как пули летят к мишени, медленно, но неумолимо. Кажется, в каком-то фильме это было использовано, но Савада не мог вспомнить, в каком. Казалось, это всё было так давно – как будто в прошлой жизни. Когда всё было проще и легче. Школа-дом, дом-школа, беззаботная юность…
“Но всё сложилось иначе. И я не хотел бы, что бы хоть что-то было иначе.. Я рад, что всё вышло так, как оно идёт сейчас”
Отвернувшись от часов, будущий Десятый Вонгола осмотрелся в комнате. Прикрыв глаза и дав волю воспоминаниям, парень видел своих друзей. Как они проводили время, сидя у него в комнате. Чуть опустив взгляд на столик, Тсунаёши улыбнулся, вспоминая, сколько же здесь произошло. Ламбо, тогда ещё совсем маленький, часто доставлял Тсуне много проблем, и одной из любимых забав было носиться вокруг этого стола, разбрасывая всё, что лежало на полу по всей комнате, или бегая по столу, расшвыривая ногами всё, что по несчастью было на этом столе. От этого комната Тсунаёши, и без того самая грязная комната в доме, приобретала вид форменной свалки. А конец у этого всегда был один.
“ –Ламбо-о, так нельзя!
-Ваа-хаа-хаааааа! Вездеход Ламбо-сана!”
Усмехнувшись, Савада проводил взглядом маленького Ламбо из своих воспоминаний, который, снося всё на своём пути, выбежал из комнаты “Никчемного”Тсуны и понесся вниз, семеня в сторону кухни – ведь после Вездехода Ламбо нужно как следует подкрепиться! Однако, сейчас комната была на удивление чиста – никакой грязи на полу и на столе, будто в этой комнате жил кто-то другой, совсем не Тсуна. Стол, на котором в другое время было полно мусора, тетрадок и книжек, вырванных листочков… Сейчас на столе не было ни пылинки. Ничего. Стерильная чистота.
“А завтра всё это останется в прошлом…”
Тсунаёши подошел к столу, провел по нему ладонью, будто снова убеждаясь в отсутствии пыли на нём, глядя в окно. Стемнело настолько, что улицы почти не было видно – зато было видно отражение молодого человека. На будущего Десятого Вонголу смотрел достаточно высокий юноша, с широко раскрытыми глазами, будто чем-то взволнованный и расстроенный одновременно. Заглянув к себе в сердце, Тсуна понял, что он был немного встревожен. Присев на край стола, он коснулся ладонью холодного стекла, смотря, как капли, разбивающиеся о него, медленно ползут вниз, как автомобильчики, наперегонки. Какое-то время он следил за этими каплями, не думая ни о чем другом, просто наблюдая за некоторыми, угадывая, какая же из капель достигнет оконной рамы внизу первой.
“Но вся жизнь не может быть такой простой… Как эти капли. Завтра всё изменится. Завтра я, возможно, стану Десятым Вонголой…”
Почему-то Тсуна не верил, что этот день когда-либо настанет. Нет, он всегда понимал, что ему придется стать Боссом, но он никогда не думал, что этот день… Настанет так скоро? Или так быстро? Или вообще, что ему когда-то придется быть кем-то большим, чем просто Савадой Тсунаёши. Для него все эти сражения, они никогда не были ради Вонголы, или ради того, что бы кому-то доказать, что именно он – лучший кандидат на роль главы крупнейшей мафиозной семьи. Нет, единственное, ради чего Савада был готов сжать кулаки и подставиться под удар, единственная причина, ради которой он был готов сражаться – была сохранность его друзей. Они были для него семьей. Возможно, где-то в глубине души он думал, что так всегда и будет – он будет боссом Вонголы, но “в каком-то будущем”. Ведь, когда к нему обращались здесь, как к Боссу, он не воспринимал это, как обращение к управленцу, который только раздает приказы, глядя на всех своих подчиненных как на людей, с которыми его связывают исключительно рабочие отношения. В одной игре, которую он играл, казалось, в прошлой жизни, был отряд бойцов, и их лидером был статный, усатый мужчина, а звали его… Усмехнувшись, Тсуна понял, что он не помнит его имени, только то, что к нему все обращались “Коммандор”. Что это не настоящее воинское звание, а обращение к тем людям, которые своими лидерскими качествами заслужили доверие отряда. Наверное, именно такое же значение и имело обращение “Босс” для Тсуны.  Прислонившись щекой к холодному стеклу, он прикрыл левый глаз. Разница температур заставила юношу приоткрыть рот, и он тихо выдохнул, отчего стекло запотело. Провел по стеклу указательным пальцем диагонально сверху вниз, затем ещё раз.
“Икс… Десять…Дечи…Дечимо”
Послышался звук открываемой двери, и Савада увидел знакомые очертания в отражении на окне. Тепло улыбнулся, так и продолжая прижиматься щекой к окну:
- Здравствуй, Гокудера-кун.

А ведь она говорила! Говорила! Весь мозг съела Нарциссе и начальству, посылающему их на эти так называемые переговоры. С Варией не договоришься. Вообще. Ладно, если бы Вария действительно были независимым отрядом и не состояли в Вонголе от слова "совсем". Тогда да, тогда бы еще был бы толк, можно было бы даже попробовать нанять этих отморозков за бабло, побыли бы мясом, все хлеб. Но нет, надо было послать их на этот диалог и попытаться убеждать этих даунов сохранить свои никчемные жизни! Зла не хватает. Ну почему нельзя было просто грохнуть, как это предлагала Цисса? Ладно, не грохнуть, разорвать их разум в мелкие клочья и превратить в овощи. Кларисса бы смогла провернуть подобное и даже сделать это все самостоятельно. Даже лучше было бы делать все одной, дабы кто-то из своих не попал под удар ее смертельной мелодии. И да, Кларис не была жестока, она не была садистом, она просто любила простые пути, фильмы ужасов, прекрасного Клайва Баркера с его сенобитами, и обладала отличной фантазией.
А вот стулья опрокидывать было не надо. Это глупый поступок. Нет, в принципе Занзас (где она его кстати видела? Лицо босса Варии было очень знакомым) мог делать со своей мебелью все, что пожелает. Но не в тот момент, когда на этой мебели находилась Фрезер. Женщина не любила, когда с ней так обращаются. Не любила настолько, что смельчаков, проводивших подобный фокус, ждало жалкое и несчастное существование в виде бестелесного слуги Хранительницы. А это был страшный конец. Честно говоря, даже Кларисса - существо без чувства самосохранения, побаивалась и опасалась хранительницу и признавала, что Нарцисса была бы последней, с кем Розенкройц вступила в поединок. Даже хранитель кристалла не был так страшен, как эта женщина с романтичным именем.
И вот оно началось. Занзас выстрелил. Не в Циссу, в Клару. Стрелял вслепую, но очень точно. Признаться, когда он спустил курок, то Кларисса уже было решила, что это конец и едва не прервала свою мелодию, благо напарница прикрыла ее от пуль, причем так быстро, что немка и глазом моргнуть не успела и также быстро сменила дислокацию и атаковала, взяв на себя двоих и оставив Кларе иллюзионистов. Хороший выбор. Клара не была сильна в ближнем бою, ее боевые навыки прекрасно подходили для улицы, но не для боя с профессиональными убийцами - тут она проигрывала по всем статьям. Кроме того что Занзас, что Скуало были врагами очень неудобными - оба могли просто сломать ее флейту и увеличить свой шанс на победу минимум в три раза, а вот иллюзионисты - это другой разговор. Тут она могла развернуться на полную катушку, ибо в ее мире (а именно там сейчас и пребывали находившиеся в помещении), Клара была царем и Богом. Тут правили ее законы, и она могла сделать здесь все, что душе угодно. На ее территории у  этой парочки не было шансов, если они, конечно, не додумаются объединить свои силы и ударить вместе. Тогда у них был шанс разорвать ее иллюзию. Ну, будем надеяться, что эти двое одиночки и не смогут работать в команде.
Она чуть сдвинулась в бок, а потом снова встала на место - во-первых нужно проверить знают ли эти двое где она или они просто попали пальцем в небо, во-вторых, если Занзас или Скуало решат снова атаковать Хранительницу, то вероятнее всего будут думать, что та ушла с линии атаки ибо это было логично. Вместе с тем она создала еще один слой иллюзий - сделала Нарциссу невидимой и неслышимой, одновременно с этим создавая ее точную копию на том месте, где сейчас находилась женщина. Противники не почувствуют разницы так как копия сейчас была нечто вроде второго слоя. В тоже время, когда напарница сдвинется, то она увидит своего двойника и поймет ее задумку. Но Клара не была бы Джокером, если бы оставила туманников в покое. В то время как Цисса разбиралась с двумя силовиками, Кларисса начала вести свою игру. Электричество замигало, словно бы начались проблемы с проводкой, а то гаснущая, то зажигающаяся лампочка отбрасывала причудливые тени. Бабочки начали выползать из своих убежищ - они слетали со стен, выбирались из щелей, взлетали с потолка. Насекомые слетались в стаи и порхали перед иллюзионистами начисто закрывая им обзор, садясь на плечи и руки, забиваясь под одежду и путались в волосах.
Из раковины послышались чавкающие звуки и из стока повалила туча тараканов - здоровых таких, размером с указательный палец взрослого человека. И эти насекомые также атаковали ее противников.
- Пошли, - немка наконец подала голос, правда не совсем она, а очередная иллюзия, - А ты, блядский босс, дебил. Давай, ёпте, стреляй, расхуячь тут все на хуй. Голова же нам дана, чтоб еду в нее класть, ага. Пиздец просто, спасибо бы сказал, что нам убивать вас не велено. Так что сиди ты ровно на заднице и жди своей смерти! Ауфидерзейн, неудачники!

Настроение у Джи с утра не задалось. Он блуждал по городу хмурый, как туча, заложив руки в карманы, с сигаретой во рту, одним взглядом чуть ли не поджигая валяющийся на мостовой мусор, ворон и случайных встречных прохожих, многие из которых на всякий случай переходили на другую сторону улицы от хулиганского вида юнца, наверняка способного пырнуть в бок ножом, или пробить висок кастетом. На их лицах буквально печатными буквами читалось: "Вот слоняются такие, слоняются, а потом люди без вести пропадают, а ещё всякие шалопаи поджигают лавки и воруют среди бела дня!". И, правда, менее представительную и внушающую уважение Правую Руку Джотто не смог бы выбрать, даже если бы специально задался данной целью.

Ходил Ураган безо всякой цели, тупо убивая время до вечера, когда должен был вернуться Примо. Без босса существование утрачивало свой смысл, и мальчишка изводился на беспокойство и волнение. То, что Джотто куда-то отправился один, здорово задевало и без того не отличавшегося спокойным и уравновешенным нравом Арчери. До того, что он, с бездумным упрямством меряя дорогу шагами и отсчитывая удары своего сердца вместо секунд, сверял по ним сроки, прошедшие с того момента, как он впервые узнал об отсутствии Примо. Ему хотелось психануть и раздолбать что-нибудь. Желательно - чьё-то лицо, но сойдёт и витрина.
- Отстой, - рыкнул Джи сквозь плотно стиснутые зубы и, от избытка эмоций, пнул подвернувшийся ему камушек. Тот покатился по мостовой и замер на проезжей части. Не парясь тем, что на тот могло наехать колесо какого-нибудь экипажа, Джи, продолжая беситься, потопал дальше. Он дошёл до следующего угла, и тут услышал знакомый голос, завершающий начатую, видимо, ранее фразу:
- ...интересное предложение.
- Что? - и за этим последовал хохот, - Мне это кажется, или ты, щенок, нам зубы заговариваешь, надеясь, что мы купимся, и твои останутся целы? Парень, мы не собираемся прогнуться под вашего недоношенного босса, и остальных твоих дружков!

- Что ты там про Примо сказал, мразь? - на удивление спокойно поинтересовался Джи, показываясь на глаза и тут же вышибая пистолет из руки недонаркобарона. Впрочем, на землю оружие не упало, Ураган подхватил его в полёте и наставил точно в центр лба оскорбителя Джотто, - А вот теперь - поговорим, - нехорошо осклабился Джи, гневно сверкнув глазами и всем видом говоря: "Я вышибу твои мозги, если ты ещё раззявишь пасть!", а также "Кто дёрнется - пальну, не глядя, и да помогут вам черти!". Джи, прирождённый стрелок, промахивался редко, и был уверен, что сможет положить всех троих, если припечёт, и не дрогнет отправить три жизни к праотцам, что бы потом Джотто ни говорил, - Асари, озвучь твоё предложение, - теперь он уже откровенно веселился от всей ситуации. Весь его негатив нашёл, наконец, выход, однако, Джи ещё не выдуло до конца его соображение, и он понимал, что убийство этих людей нежелательно, пускай и очень хочется. Но, если они не оценят мягкость и уважительный слог Угетсу, придётся ему самому потолковать с ними по-свойски. Потом костей не соберут, да и камни мостовой отмывать понадобится.

Лениво приоткрыв один глаз, как бы нехотя вырывая себя из мира кровавых грез, и, глядя из-под челки на почти по-детски надувшееся от обиды личико Бьянки, Принц сделал усилие над собой, чтобы не умилиться, и не показать эту необычную для него эмоцию своим видом. Киллер она или нет, но девушка - есть девушка, а сейчас в его глазах она напоминала маленькую капризную девочку. Принц представил маленькую Бьянки в веселом платье в цветочек и надутыми щечками, и мысленно хихикнул. Улыбнувшись, он положил локти на стол, и уткнулся подбородком в открытые ладони.

- Бьянки, если тебя что-то не устраивает – скажи, и я просто поменяю планы, - он стал вдруг абсолютно спокоен, даже немного стыдясь своей злости по отношению к ней. В конце концов, этому чудесному созданию можно уступить, и, если что-нибудь пойдет не так, просто все исправить. Вытаскивая фрукты из стоящей рядом тарелочки пальцами, он, с удовольствием смакуя каждый кусочек, беспечно улыбался Скорпиону, глядя ей в глаза. Расслабиться действительно можно, а потом… Он резко подавился кусочком ананаса, едва не откусив себе пальцы.

- Бьянкиии, что ты имеешь в виду? – вопрос был откровенно честным с его стороны, и Бельфегор, пусть и не сразу, понял, что, поддевая Скорпиона, он накликал беду на свою нервную систему, которую будут уничтожать всяческими интересными и не очень методами в течение как минимум ближайших суток. – Впрочем, я не против с такой красивой девушкой провести бурную ночь, ши-ши.

Принц решил подыграть Бьянки, немного наклонившись вперед и пошло улыбаясь, но мысленно надеясь, что она это говорить лишь от обиды, пытаясь поиграть на его самообладании, и это все в конечном счете просто сведется к невинной шутке. А если не сведется… Воображение его включилось, вырисовывая четкую картинку, как после фееричной ночи он просыпается в обнимку с ней, без одежды, а за дверью в номер их уже ждет распаленный от ревности Реборн, и, пока Бьянки, которую конечно же простят, слезно извиняется перед возлюбленным, Принца, уже крепко связанного, несут на задний двор отеля специально обученные люди и бросают в бассейн с пираньями, который был вырыт и оформлен за эту ночь специально для него. Рядом с бассейном стоит Вария с боссом во главе, произносящим прощальные слова. Однако, несмотря на творящееся в его голове безобразие, внешне он оставался невозмутим и вообще начал походить на наглого кота, медленно подбирающегося к своей добыче.

- И можешь не сомневаться, я всегда в отличной форме, - глаза под челкой наигранно поблескивали, тело, теперь уже развалившееся на диванчике, потянулось, продолжая, впрочем, улыбаться, и, от нечего делать, рассматривая со своего места фигуру Бьянки. – И как же мы её проведем? И в подробностях, если не трудно.
Вот сейчас он приготовился, что в него запустят бокал, назвав наглецом, и выскочат из кабинки, устроив истерику на весь зал. Впрочем, надежда на то, что Скорпион отшутится, оставалась.

В Намимори было холодно, и никакая тёплая одежда не помогала, как не помогли бы горячительные напитки, шерстяные пледы и законопаченные окна. Виной тому являлось то, что стыла не физическая оболочка, а душа Джессо. Без Венков в пустом доме, хотя, территория ему была выделена приличная, было бесприютно. Неприятный привкус - в любой пище, даже кофе и чай горчили, сколько бы ложек сахара он туда ни добавлял и как бы тщательно ни размешивал. Даже чистый кусковой сахар не радовал - он потерял всяческий вкус... Жизнь, казалось, с иронией взирала на бывшего своего баловня. Пока Бьякуран оставался сторонним, безучастным наблюдателем, его никто не трогал, даже близко не совался... Зато после состязания Аркобалено он устал до полусмерти от шепотков за спиной насчёт того, что "этот тип опасен". Даже после того, как ему поставили печать и назначили надзирателей, люди не чувствовали себя в безопасности. И то, что в его присутствии им становилось спокойнее, то, что он представлял собой занимательного, воспитанного и умного собеседника, не помогало; напротив, если они и расслаблялись под совместным действием его гармонии и обаяния, то потом ещё больше кричали. А представьте, что вам начинает импонировать тот, кого вы считаете злодеем, или, по меньшей мере, высокомерным эгоистичным интриганом? Но он ничуть не обижался - понимал от и до их отношение к себе. Ведь и тот, другой Бьякуран умел повести беседу, расположить к себе, увлечь. У него была сила внушить доверие и согласиться с его взглядами, настолько великая, что её хватило на создание и поддержание огромной Семьи... И никто из них не читал в его сердце настолько, чтобы теперь распознать, когда он честен и открыт, а когда ведёт очередную свою партию.
Процесс начался, едва все зализали раны после Виндиче. Бьякуран с огромным облегчением нашёл себе новое сердце и кое-как развязался с долгами. Он думал, что разобраться с осложнением будет просто... Но ошибся, и ошибся по-крупному. Его засыпали повестками с вызовом в зал заседаний. Ему задавали каверзные вопросы. Затем Джессо узнал, что допрашивали и Венков - на тему его замыслов, и того, чего они сами от жизни хотят. Он знал, что Блюбелл строила им гримасы и неизменно отвечала вроде: "Утопить в аквариуме зануд вроде вас бы, только это мой любимый аквариум, а вода после вас протухнет, поэтому живите пока!". Знал он, и что Закуро разломал стол и ответил матом. Знал, что Дейзи молчал с отстранённой апатией, почти не реагируя на слова, сжимаясь от окриков и толчков в спину и плечи от потерявших терпение дознавателей, уткнувшись лицом в розового зайца, и всем быстро надоело связываться с идиотом, так что Солнце списали со счетов вообще... Это было нерационально и глупо, это могло дорого им стоить, но Бьякуран ими гордился в такие моменты. Его Хранители ни перед кем чужим прыгать на задних лапках и умильно заглядывать в рот, ожидая, что те умного скажут, не станут! Хоть его и подмывало попросить их вести себя сдержаннее и тише, ибо от их поведения, каждого в отдельности, зависит судьба всех. Подмывало - но, одновременно, и претило. Не хотелось ограничивать.
Кольца у них не отобрали. Ни у кого не хватило духу покуситься на истинных наследников Марэ, законно одобренных и признанных... Хотя, на время у Бьякурана его кольцо взяли - но оно не реагировало ни на кого другого, будто являлось грошовой стекляшкой, какие в магазинах порой за хорошие покупки дарят по какой-нибудь дурацкой акции: "ухитрись раздать побольше того, что даром никому не надо"... Так что заменить их не вышло. Но ограничить - ограничили, кольца и коробочки Венков очевидно упали в силе. Совершенно спокойно это принял только Кикё. Хотя, нет. И он переживал - виду не подавал, но Бьякуран слишком хорошо его знал, - что ему теперь может недостать сил, чтобы защитить Небо, когда тому это потребуется больше всего. Например, если вердикт суда будет неблагоприятным. Джессо знал и то, что они, в таком случае, собирались забрать его, если придётся - прорываясь с боем. Терять будет точно нечего... Но не пришлось. Вмешался Тсунаёши, чего и следовало ожидать. Бьякуран чувствовал себя слегка задетым - он не хотел ни быть обязанным, ни признавать, что сам бы не вывез.
Комната, отведённая Дейзи, была небольшой и полутёмной. Свет лился только через окно, достаточно, впрочем, большое, и полуприкрытое жёлтым тюлем занавесок. Солнце мирно спал, укрывшись двумя одеялами, ввиду холодного времени года. Топорщились те так, что становилось очевидно - игрушка в постели с ним, прижата к груди. Дейзи получил ещё дюжины две, больших, мягких, плюшевых - в каждый визит Джессо приносил новые, и не по одной, ему нравилось баловать своё Солнышко, были у него с собой также конфеты, шоколад, печенье, пряники, пастила, всегда что-нибудь вкусное и сладкое, а за здоровую еду пусть Облако отвечает, - но зайца по-прежнему любил больше всего.
А сегодня сердце принёс. Здоровенное, густо-красное, с бахромой по краю и вышитым золотой, под цвет хадо, нитью: "Daisy-kun". И сердце-подушку, а оно являлось именно самой настоящей подушкой, и надпись были сделаны по личному заказу.
Между "коконом"-Дейзи и стенкой оставалось немного место, и Бьякуран положил подушку туда, стоймя прислонив к вертикальной поверхности. Отвёл одеяло. Коснулся пальцами макушки Хранителя, гладя и перебирая его длинные волосы.
- Мой хороший, - почти неслышно прошептал Джессо и ласково улыбнулся. Именно такое его выражение лица запоминалось лучше всего, таким они видели его во снах. Такой Бьякуран никогда бы не смог причинить своим Венкам вред, такой - любил их больше жизни. Да зачем она ему без этих четверых? Кто будет ждать его? За кем ему ухаживать? И, учитывая настроение всего окружающего мира, за исключением всяческих святош, вроде Юни и Тсунаёши, Небо Марэ позарез нуждался в тех, кто не будет желать ему долгой и мучительной погибели. Он умел игнорировать негатив и переводить тот в шутку, но тут налицо имелся глубокий перебор, от такого количества ненависти задохнуться было впору.